С тех пор, когда топили углём,
А растапливали газетами и дровами,
В конце двора,
Набитые разным хламьём,
Стояли покосившиеся сараи.
И дома были тоже не ах.
Подвалы да крыши, капающие как небо.
Но место ценилось в этих домах,
И лишних вещей в них не было.
И раз дома теперь топят газом,
Сараи заполнялись вещами:
Примус, картина с коровами, тазик…
И полка, с консервированными овощами.
В моём был старый кухонный стол,
И старая, чёрная, настольная лампа.
И с кончиной деда потерявшая толк
Чугунная сапожная лапа.
В столе хранил я свои секреты.
В доме негде, там места нет.
А здесь, ну буржуйский почти кабинет.
Вот только жалко, что не было света.
Да и зачем он, в тот самый час,
Когда звездное небо ночью.
А приспичит, так есть свеча.
Разве, дорого это очень?
А когда свеча догорит,
Жжёшь фитиль, что из банки с маслом.
И рифмуй себе до зари,
Хоть не ярок огонь, не гаснет.
Возмужал я, завёл жену,
Обзавелся и новой квартирой.
И сменил я ее, не одну
И жену я сменил, и страну,
Путешествуя жизнью по миру.
Вот еще одно в жизни жильё.
Замечательный съем, по случаю.
Хоть чужое, а не своё,
С каждым разом, все лучше и лучше.
Но когда я последней жене,
Говорил, что уж тут нам, рай.
То она отвечала мне.
– И в дворце ты устроишь сарай.
Это правда. Но что из того,
Что здесь, уж точно, с крыши не капает?
Я жалею о многом, но больше всего,
О сапожной дедовской лапе.